Да уж, моя привычка так говорить ее иногда развлекала. Порой, по правде говоря, раздражала, но куда реже.

– Хорошо, – я потянулся под одеялом, взял стакан с водой и опустошил его. – Но так чего с бабушкой?

– Почему ей хорошо отзываться?

– Ну так работала, на пенсию еще в то время вышла, – попробовал вспомнить я. – Вроде бы не на что жаловаться. У нее было то же мороженое.

– Она из-за своих родителей, – вздохнула мать.

– Из-за своих родителей – что?

– У нее родители пострадали… ой, не хочу об этом говорить.

– Нет уж, ма, начала – говори. Ты сама мне постоянно этому учила.

– Яйца курицу… Ладно, – немного помолчав, добавила она. – Что бабушка – поздний ребенок, ты знаешь. Не маленький вроде.

– Кхм, – выразительно кашлянул я.

– Вижу-вижу, – она снова вздохнула. – И в кого ты такой у меня.

– Ма, бабушка. Ты начала про нее рассказывать. Поздний ребенок.

– Да. Поздний. Она у нас тридцать седьмого года.

– Вроде бы ничего такого, – я попробовал лечь поудобнее, но боль тут же стуканула в висок. – Ай…

– Анальгина больше не дам. Терпи, как можешь. Вчера покутил – сегодня принимай последствия, – нравоучительно произнесла она. – А у нее – да, ничего такого. Но ее отец и дядя по пять лет провели в лагерях.

– За просто так? – спросил я.

– За просто так! – воскликнула мать.

– Но ведь… Не верю, ма, правда. За просто так и на пять лет? Вот одноклассника моего помнишь, Женька? Он два года получил, только в прошлом мае вышел. А за что, помнишь?

– За что? – нахмурилась она. – Честно, не очень любила твоего одноклассника, чтобы помнить о нем такие вещи.

– Ну, он и не другом мне был. Но он украл из магазина выручку, пока там работал. Вернул часть. Больше не смог. И получил два года.

– Туда ему и дорога. Ворам, – презрительно произнесла мать, – надлежит сидеть в тюрьме. А деда твоего и его брата оговорили. Якобы они с завода болты вынесли. Всего лишь болты!

Как бы у меня не болела голова, не заметить странностей в речах матери я не мог.

– Так их же оговорили, но ты говоришь «всего лишь болты». И когда это было?

– В тридцать девятом, – ответила мать и на глазах ее блеснули слезы.

– Ну так… – я глубоко вдохнул. – Только не воспринимай мои слова близко к сердцу, но мне кажется, что ты и сама не веришь, что их просто оговорили.

– Нет, их оговорили! – напористо произнесла она. – Оговорили! Ты там не был и не знаешь.

– Как и ты! – вырвалось у меня. – Извини, мам. А вдруг Женька тоже оговорили?

– Ты хотел узнать, почему бабушка ничего хорошего не говорила? Вот, узнал.

– А твоего отца, ее мужа, не оговорили, поэтому все хорошо и ты хвалишь?

– У меня было хорошее детство, – мгновенно переключилась на другую тему мать. – И садик. И школа. И мороженое тогда настоящим было. Без пальмы, как сейчас. Лагеря были детские. Бесплатные.

– И ничего плохого не было? А чего же люди тогда злые были?

– С чего ты решил? – удивилась она, но все же неловко поерзала на стуле, что стоял рядом с кроватью. – Раньше-то все добрые были. Двери не запирали.

– Да? – я позволил себе улыбнуться. – Вот у нас вторая дверь в квартире. Деревянная. И на ней – три замка.

– Третий мы только в девяносто пятом поставили, – попробовала оправдаться мать. – Да у тебя вообще голова болит, с чего ты такие разговоры начал?

– Да мы с ребятами вчера, когда сидели, разговорились про то, где лучше жилось…

– Конечно, раньше! – раздался возглас еще до того, как я успел мысль завершить.

– Но вот злые люди же все равно были? – спросил я, понимая, что вопрос звучит как-то вообще по-детски.

– Иногда мне кажется, что ты еще такой ребенок, – мама ласково потрепала волосы на моей голове. – Отдыхай. К чему рассуждать о том, что никогда уже не вернется.

Она встала и ушла на кухню, оставив меня в размышлениях. Две ситуации – и совершенно разное отношение. Мы одинаково не знали, кого на самом деле оговорили. Но отношение было разным.

Но тетка, которая сразу же позвала на помощь, а потом сама еще гналась за нами, не выглядела доброй. И два замка на двери появились явно до суровых девяностых. Так все ли было хорошо?

История про резисторы снова всплыла у меня в голове. Еще раз – я был полностью уверен в том, что мне это не приснилось. Но все же решил позвонить друзьям.

Ира не взяла трубку, Макс тоже.

– Ты как? – спросил Артем первым делом. – У меня просто раскалывается голова.

– У меня тоже, – признался я. – Хотел у тебя спросить, помнишь ли ты то, что было вчера?

– Пропавшую и вернувшуюся машину, стремную бабку и мента? – хмыкнул друг. – Да, помню, конечно же. А ты уже подумал, что это тебе приснилось?

– Угу, – кивнул я и тут же схватился за голову. – У-ух…

– Таблетку прими.

– Да не помогает! Но знаешь, что я думаю?

– Ты еще думать можешь? – тот хохотнул, но его смех постепенно перешел в стон. – Я вот едва ли говорить с тобой могу.

– Нам надо вернуться на дачу, – предложил я. – Собраться хотя бы нам с тобой вдвоем. Или, еще лучше – собрать всех.

– Я звонил с утра Максу, так он разговаривал, точно помрет сегодня. Но сказал, что это все голова. Успокоил… попытался успокоить.

– Ира трубку не взяла, – добавил я.

– Тоже не дозвонился, – засопел Артем. – И когда ты хочешь обратно на дачу?

– Нам бы туда как можно скорее.

– Куда это ты как можно скорее собрался? – в комнату вошла мать. – Уж не на дачу ли?

– На дачу, – ответил я, прикрыв телефон ладонью.

– Не успел отойти от вчерашнего и опять! – она в сердцах хлопнула ладонью по столу. – Нет, дружочек. Так не пойдет!

– Артем, перезвоню, – я тут же сбросил.

Из-за услышанного отрывка разговора матушка завелась так, что не слышала меня. Ни то, что мы не собирались пить, ни то, что мы хотели идти вдвоем. Да и прочего она тоже не слышала.

От продолжительного разговора меня спасла только больная голова. Когда мать вышла из комнаты, я посмотрел на телефон – он провибрировал за пару минут до, но достать я его решился только что.

Артем писал, что не сможет прийти ни сегодня, ни завтра. Похоже, что возвращаться на дачу в поисках следов того, что случилось вчера, придется мне одному.

Глава 6. Снова на дачу

Поскольку поддержки ждать было неоткуда, я решил, что следующее утро – лучшее время. Мать отлучилась из дому, я же, оставив предупредительную записку, взял ключи и ушел на дачу.

До жути интересно было, что же все-таки случилось. Весь прошлый день я провалялся в кровати. Голову отпустило лишь под вечер.

И только когда я уже брел на дачу, я подумал, что первые звоночки были за несколько часов до поездки. Ведь голоса я услышал еще тогда. Хорошо, что их кроме меня никто не слышал. И так все четверо полагают, что все дружно сходили с ума.

Поэтому я неспешно брел, гоняя по кругу мысли. Странная бабка, мент. Если бы то была какая-то игра, было бы прикольно. Натурально. Интересно. Но не более того. Жутко же, на самом деле, когда в тебя стреляют. В наше время полиция такого себе не позволяла – за последние три года стреляли пару раз, да и то по колесам автомобилей, что рвались уйти от погони.

Дымка на небе скрадывала солнце, поэтому не припекало, но было душно. Тучи сегодня решили не появляться, хотя все указывало на скорую грозу. Я дошел до дачного домика и решил, что лучше всего – посмотреть на следы. На трезвую голову оценить происходящее.

Побродил немного, то глядя в землю, то на заборы, которые ограждали дачные участки. Следы от автомобильных шин. Они были здесь, так что сейчас я с ума точно не сходил.

Да и голова не болела, но я все же машинально погладил макушку, точно прилизывая волосы. Все равно что-то было не так. Я попробовал отыскать глазами соседей – но безуспешно. Снова вздохнул, до сих пор не понимая, что за чертовщина в этом месте случилась днем ранее.

По прогону раздался звук урчащего движка – приехал Артем, но на машине Макса. Я вышел к нему, оперся рукой в крышу машины и сунул голову в открытое окно: